Их убедительно ласково попросили не мешать, и они, пристроившись ко всеобщему танцу крутящихся фонариков, вошедшему в рокенрольную моду с лёгких уст квачей и рук их поклонников, растворились в массовом хороводе.
Вскоре фонарики сменились зажигалками и спичками, а рокенролы блюзом, несмотря на холод темы и текста, зажёгший огонь курительных принадлежностей и других огнеопасных внутренних органов благодарной публики. Зажигать дальше не позволил регламент и интерначальство, пообещавшее вырубить энергию, и, ругаясь за курение в зале попросило закругляться. Вторя административным интерединицам, не дожидаясь скорого и яркого финала, камера в руках Шалулы отказалась дальше снимать, и, зажевав на прощание отснятый конец, вырубилась до лучших времён, которые когда-нибудь...
9.
...когда-нибудь проснуться великими или совсем не проснуться. Но сегодня все проснулись пьяными, и, съев на завтрак жидкого хлеба, к вечеру подтянулись на репетицию.
Чайно-сахаро-бараночные припасы, которыми питались демисезонные в перерывах между пьянками и работой, были изрядно подчищены Добродумом и Ко, и как обычно не пополнены. Отложив инструменты, и взяв в руки атласные картины, демисезонные сменили игру и по традиции забили картонного козла.
Патитучка сидел без козырей, но с коллекцией концов, то и дело, наливая их своему постоянному партнёру Джынджыру, у которого быстро заканчивались козырные валеты. Все взятки забирали Клаус с Жоржиком и это грозило ритм-секции шестёрой. Но на предпоследнем ходу, Джынджыр достал спрятанную в рукаве ногу, и поймал михельсонову даму сердца треф, размочив неприличный счёт. В следующем кону, они сварили яйца и в последнем победила струнная секция, так что не хватило табло из неигральных шох разномастных шестерёнок.
Пока друзья перекуривали третий полдник, совмещённый с шестой партией в единственно разыгрывающийся на базе вид спорта, Патитучка обнаружил скрытую Джынджыром видимо-камеру для съёмки репетиции, и, впервые в жизни заглянув в её глазок, прибился до конца репетиции, пока её у него не выкорчевали. Патитучка отснял всё, что только мог, включая старую коллекцию псевдовинила с наклеенными самопальными яблочками и интимную беседу с Жоржиком из разряда передач про клуб анонимных алкоголиков. Его не останавливал трёхэтажный мат коллег в призыве к работе и возможное досрочное увольнение из рядов антимилитаристского ансамбля. Он видел теперь всё по-своему, через VHS.
В обычный режим Патитучку вернуло известие о рождении у Волоса и Ланы не просто ребёнка, но сына. Этим Майкл особо гордился, и, выдавая себя на гора за Мефодия, а брата своего Организьму за Кирилла, открыл междуэтажную письменность. Расковыряв относительно свежую, хрущёвскую покраску тёмно чёрной маркерной надписью "У меня родился сын Майклыч", и, напоив по этому случаю все выселки, Волос вошёл в книгу рекордов Бундуса, как самый радостный отец, ещё не видавший новорожденного. Организьма разделил радость брата, и, решив, что настенно-словесная графика вошла в моду, исписал оставшиеся нетронутыми подъездные пространства известными и не очень хэвиметаллическими логотипами. Майкл тут же не остался в долгу и к своему первому шедевру добавил не менее крупный второй "Если вы не очень боитесь Кощея", но, не закончив фразу и не поставив многоточия, убежал скорей праздновать первенца от новобрачия. Обе надписи тут же были оценены друзьями, и, завершив мысленно последнюю, поспешили её осуществить. Они пунктуально направленно ворвались в гости к второстепенно активному виновнику торжества вместе с потоком алкоголя и поздравлений. Народные гулянья быстро совпали со стыком годов и из-за праздничной передозировки негазировкой ни чем не запомнились. Снова бородато-ватный дедок с заплатанной мешковиной прошёл мимо, не оставив даже на похмелку ничего, кроме посоха, которым долго ещё погоняли гонцов за лекарством против протрезвления.
Первым из запоя вышел Клаус и обозначил для остальных членов демисезонного проекта курс на вершину нераскрученного забвения. Ему не вняли и продлили каникулы по ностальгической школьной программе до старо-новогоднего праздника жизни.
Первая послепохмельная репетиция захлебнулась в новом запое. Потеряв друг друга в непросыхающем тумане газообразности существования, демисезонные флюидно безучастно чувствовали друг друга, но в связь не входили, кроме как со своими нимфами в образе сожительниц и жён. Вышли из продолжительно нерепетируемого запоя они только ко дню сотворения Патитучки, но не до конца. Собрав друзей и на стол, сымпровизированный из ученических принадлежностей в зале для актов, именинник-юбиляр кое-чего...
10.
...кое-чего, припася из накануне съестного родственного застолья и пузырчато проспиртованной жёсткой воды, Патитучка немного накормил и до упаду напоил гостей. Трытюк, пришедший хоть и без приглашения, но с полусотней градусов убойного суомского литра опрометчивой хани, вручил Патитучке в качестве бонуса кораблик из Чуйской долины и пачку ещё не очищенных от табака штакетин. Изрядно подпитые к этому времени банкетирующие забыли о данной самим себе и друг другу клятве о неупотреблении пыхучих смесей, и сверх алкоголя и полировочного слоя хлеба дёрнули замысловатой курятины... и улетели.
Джынджыр приземлился ближе всех на некогда выступательной сцене, Клаус по давно забытой привычке распластался вдоль стены девичьего туалета, но без охраны. Его супруга Железная Ледилена следила теперь за покоем Михельсона - наследника.
Жоржик вообще не курил, так как спал в пепельнице с общественным салатом. Волос долетел аж до дома в объятия кормящей матери своего ребёнка. Корлика с Патитучкой занесло в охраняемый крепким сном Клауса клозет, где она решила сделать любимому главный подарок, но гремучая смесь наркоголя с сексом вывернула любовников наизнанку, и они на брудершафт заблевали все умывальники. Валерьян Мнимый припозднился на праздник жизни и убиения и слушал бред оставшегося неперелётного Трытюка, прибивающего за остатками праздничного стола укур ханкой. Патитучку пришлось ждать очень долго. Когда он всё-таки появился, вновь прибывший тщетно пытался поздравить его с первым солидным юбилеем. Упавший на стул, а потом и на пол Патитучка, попытался связать слова благодарности, но остатком убитых мозговых клеток понял, что в ближайшие часы это бесполезно, и вместо этого промычал Мнимому слова откровения, в которых признался, что чувствует себя животным менее разумным, чем собака или лошадь. До утра необходимо было успеть прибраться в понятном для основной массы человечества смысле этого слова, несмотря на то, что все прибрались в прямо переносном смысле. Лишь Трытюк припрятав останки друзей и фуршета за кулисами от ранних и назойливых уборщиц, улыбался в направлении бесконечности. Мнимый умчался с последним вагоном в сторону дома. Ханка закончилась. Идти за ней было некому. И тут Трытюка накрыло припозднившейся изменой. Сектантский дух, пропитавший собой насквозь просторы зала для актов и базу труда и отдыха, вошёл в голову Трытюка нирванным преддверием, и, овладев пультом управления угасающего бытия, вбился осиновым клином в подсознание. Трытюком овладела идея фикс, и, выйдя из аморфного состояния, он растолкал Джынджыра, и, назначив его своим крёстным отцом, потащил в храм, чтобы принять иудаизм. Джынджыр на подступах к синагоге успел проснуться. Врубившись в ситуацию, главный святоша демисезонной тусовки, свернул вправо, в славный кладезь опиума для народа, восстановленный из бассейна мэром главной столицы, популярной своей барыжной лужей, где последний купил кепку и в честь предпоследней взял фамилию.
Похмелившись кагором, Трытюк еле влез в холодную купель, перепугав батюшку благим матом и другими менее пристойными выражениями. Приняв веру, новоокрещённый неумело осенил себя крестным знамением, заменив "аминь", более звонким словом. Пожав поданную священником руку, он сграбастал в охапку крёстного друга-папу, пополнив её по дороге спиртовыми продуктами, и стал созывать всех в гости на обмытие своего веропринятия.
Узнав о причине созыва несанкционированной пьянки, родители, прослезившись, дали согласие на её проведение и выставили к застолью запасы и заначки, приготовленные к свадьбе Трытюка и Иксы, отодвинув бракодельное сочетание на непредвиденный срок. Невеста попыталась воспротивиться, но была атакована женихом и одним ударом отправлена в нокаут лифта на первый этаж, так и не успев сказать что-то...
11.
...что-то среднее между рождеством и более рядовым днём рождения. Гости не знали, что говорить в качестве тоста и говорили банальные глупости. Приехавший по случаю Фофан с женой и новым трытюковским барыжно-хмельным другом Ладыгой, отдувался за всю компанию, провозглашая всякую ересь, краснея раком стоя, пока совсем не напился и не выпал в осадок. Этот осадок остался на душе высельских друзей Трытюка и они ему уподобились.
Пробудившись первым, Клаус ощутил себя не дома и с головной болью. Ему захотелось чего-нибудь холодненького, и он, разбудив друзей, потащил их на хоккей.
Праздник конной лимиции, ознаменованный хоккейным матчем коней и мусоров, сразу отсеял Волоса, как любителя мясного спорта. Трытюк и Жоржик, несмотря на аналогичные пристрастия, поплёлись в сторону подземной железки имени коммунистического митрополита всея совка до лужи в последних рядах похмельной процессии.
Шедшие впереди Клаус с Ледиленой, наткнулись в переходе к железнодорожным путям на Рушу Аюпыча с запакованным баяном в руках, без которых не обходилась ни одна песня отечественного рокенрола. Остаточный эффект опьянения толкнул Ледилену на общение:
- А ты тоже музыкант? А где играешь? - засыпала она вопросами высельскую легенду государственного масштаба. Слегка смутившись, Руша перечислил восемнадцать наиболее известных проектов звёздной величины.
- А мой муж играет в демисезонном ВИА, - с гордостью на грани пафоса заявила Ледилена, и, подхватив супруга за подлокотник, скрылась за турникетами.
Отстав от авангарда из четы Михельсонов на сто пятнадцать метров и сорок восемь секунд, нечета Корликов, преследовалась наступающими им на пятки Трытюком, Ладыгой и Жоржиком, а также мало протрезвевшим Джынджыром, попугаем висящим на их могучих плечах. Пьяно-беззубый птах страдал инфантильной элоквенцией и поливал округу детским лепетом, но сосредоточившись на ногах впередиидущих, в частности на новых высоко шнурованных ботинках-ботфортах Корлика он замкнулся до входа в субвэй на единственной фразе:
- Сапоги, стой! - семьдесят четвёртый раз произнёс заклинание Джынджыр, и, не зная как пользоваться пластиковым жетоном с буковкой "М", попросил какую-то старушку провести его через умное заграждение, которое не пускало внутрь и больно било по ляжкам. Сапоги, воспользовались сим промедлением и сбежали вниз по лестнице, ведущей в центр. Дружеская опора, толстячком проскочила через турникет, и, догнав лидирующую группу, стала дожидаться Джынджыра, пытающегося посетить метровый политен второй раз в жизни. Первый раз он посетил подземку в свою восемнадцатую осень и долго любовался как приезжий колхозник на купольные витражи станции "Маньяковская". Пропустив несколько голубых составов, друзья всё ж дождались Джынджыра, с восьмой попытки, проникшего внутрь многоструйной вены железнодорожного андеграунда, и, впихнувшись в голубой вагон, тронулись в сторону барыжно-спортивной лужи.
На законсервированном переезде через замёрзшую реку, в Трытюке взыграла поэзия и он, переделав стих про человека-бассейного1 на прозаическое ямбовое трёхстишье про безымянного заю и поросёнка Нах-Наха2, впечатлил пассажирское окружение непонятным финалом своей импровизированной басни:
- Спи ты Нах, уй, зае - бал. - Поезд покраснел и остановился на станции с лужей. Трытюк, с криками: Это - барыги! - растолкал столпившихся у входа в вагон мешочников, и, послав их матом куда-то...
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
бассейный1 - есть домовой, вагонный, а есть и бассейный.
Нах-Нах или просто Нах2 - четвёртый поросёнок, сводный брат из известной сказки.
